Книга По дороге к высокой башне. Часть третья [СИ] - Олег Юрьевич Будилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По степи пошел гул, когда тетива сотен луков одновременно ударилась о кожаные рукавички стрелков. Множество стрел взвились в ночное небо, чтобы, долетев до верхней точки развернуться к земле и обрушиться на защитников монастыря. По традиции все степные воины брали на войну луки, поэтому сейчас без дела не сидел никто. Кочевники могли стрелять в пешем строю или прямо с лошади на скаку и умели посылать стрелы непрерывно, положив одну на тетиву, а вторую прикусив зубами, чтобы успеть выпустить ее сразу следом за первой.
Нас с Ниманом атака застала на центральной смотровой площадке. Заслышав знакомый звук, я не медлил ни мгновения. Толкнув мальчишку в открытую дверь башни, я сунулся следом, но не успел. Первая тяжелая стрела ударила меня по каске, а другая чиркнула по наплечнику кирасы. Удар был не очень силен, но в глазах у меня потемнело. Стоящий рядом дозорный оступился и без звука полетел вниз истыканный стрелами.
— Прячьтесь, — завопил кто-то и солдаты, оказавшиеся на открытом месте, заполошно заметались из стороны в сторону. Я видел, как еще двух наемников настигла смерть. Ни одна и даже не две, а десятки стрел пронзали тех, кто оставался на дежурстве или ослушался приказа и по собственной глупости оказался на открытом месте. Люди падали там, где стояли, даже не успев проронить ни слова.
В этот раз расчет степняков оправдался — многие защитники стены были убиты или ранены. Но скупость Улдуя в очередной раз спасла нас. Запас стрел, взятых кочевниками с собой, был ограничен. Конечно, при любой возможности они подбирали их с земли и опять пускали в дело, но многие стрелы ломались, ударяясь о каменную кладку стен, застревали в труднодоступных местах или просто терялись. До конца похода пополнить запас было нечем, а наши арбалетные болты к лукам степняков не подходили. Хан дождался, когда степняки израсходовали по одному тулу и велел своим людям остановиться.
Он все-таки использовал небольшое количество огненных стрел. Улдуй приказал сберечь храмину, но стена была ему не нужна. Ворота пылали, кровля на центральной башне еще только занималась, зато на восточной и северной уже полыхала вовсю. Потушить пожары мы не могли. Горящие крыши осветили стену и теперь любой, кто пытался забраться наверх, становился отличной мишенью для стрелков. Опасаясь подниматься в полный рост, прячась за зубцами, мы занимали места вдоль стены.
— Готовьтесь к бою, — говорил я солдатам, переходя от одного к другому, — если кочевники прорвутся нам конец. Они никого не пощадят.
Никто не спорил со мной, никто не жаловался. Люди, измученные тяжким трудом понимали, что держат свою жизнь в собственных руках.
Хан Улдуй не стал мудрить и повторил тот же прием. Степняки опять атаковали монастырь со всех сторон. Они вынырнули из темноты и с дикими криками полезли по приставным лестницам наверх. Сопровождавшие войско малолетние мальчишки и дряхлые старики засвистели в дудки и загремели трещотками, подбадривая братьев, отцов и сыновей. От такого шума и самый стойкий растеряется, что уж говорить о тех, кто никогда раньше не слышал диковинных звуков. Несколько человек в страхе высунулись наружу и тут же упали пронзенные стрелами.
Но, не смотря на все усилия кочевников в этот раз порядка на стенах было больше. Самые слабые и робкие были сметены первой атакой степняков, поэтому сейчас со мной в основном остались солдаты бывалые и отчаянные. Опьянев от вида крови, дворяне и, наемники перестали думать о собственной безопасности. Они кидались на степняков со всей злостью, на какую были способны, ломая, круша и разбивая все, что попадалось им под руку. Перехватив мечом или захваченной в бою саблей встречный удар, они успевали достать врага длинным кинжалом, зажатым в левой руке, метнув короткое копье в карабкающегося на стену кочевника, спешили ударить поднимающегося следом врага клевцом или боевым топором. Я видел, как двоюродный брат Зумона прижавшись спиной к башне, отбивался сразу от нескольких степняков, как получив тяжелую рану, он успел разбить голову одному из нападавших и, схватив второго за кафтан, упал вместе с ним с большой высоты на каменные плиты мостовой. Сколько погибло под ударами кочевников защитников монастыря, никто не считал. На это не было ни времени, ни сил.
Я больше не мог выносить невероятную тяжесть доспехов. Поножи, поручень с правой руки и шлем полетели на камни. Задыхаясь от копоти и дыма, я стащил даже латные рукавицы. Прогоревшие крыши башен осыпались внутрь, поднимая тучи пепла и огненных искр. Едкий дым забивался в горло и не давал дышать. Моя кираса спереди была вся иссечена ударами вражеских сабель и кинжалов, рукав и ворот кафтана разорваны, на лбу горела кровавая ссадина. Оглушенный криками кочевников и визгом варварских трещоток я сумел отбить последний удар и ударить в ответ, вложив в атаку все оставшиеся силы. Ослабевшая правая кисть уже не могла удержать рукоять, поэтому я держал меч обеими руками. Кочевник закричал и опрокинулся на спину. Я не видел куда попал. От усталости что-то случилось с моими глазами — вместо противника я видел только размытую серую тень.
Неожиданно свист дудок и писк тростниковых пищалок прекратился. Степняки отступили. Как и в прошлый раз Улдуй отозвал своих людей. Правую руку неожиданно свело судорогой, и я выронил меч из ослабевших пальцев. Упав на камни, клинок жалобно зазвенел. Я тут же наклонился и подхватил его левой рукой, готовясь схватиться с новым врагом, но оглядевшись вокруг, понял, что драться больше не с кем. Я остался на стене один.
С рассветом монастырь заволокло черным дымом. Маленькое скрытое за тучами солнышко не принесло нам облегчения. Казалось, дневной свет померк, и над обителью простерлись вечные сумерки.
Все, кто выжил, собрались во дворе монастыря. Для защиты стен у нас все равно не хватило бы людей. Почти все были ранены. Пошун пользовал Рамина. Мальчишка лежал на мостовой и сучил ногами, удерживаемый двумя дюжими наемниками. Сабля степняка оставила его без правого глаза.
— Тихо, мальчик, тихо, — уговаривал его Пошун, накладывая тугую повязку, которая сразу намокала кровью, — сейчас будет легче.
— Боги, — стонал молодой дворянин, — великие боги, за что!? Больно — то, как!
Степняки, не скрываясь, копились в двух